— Мы не возражаем, — ответил Толик.

— Ещё бы вы возражали, — усмехнулся Никифорыч.

А я всё же вставил свои пять копеек:

— А если там поляки сидят, в Ганомаге или рядом где-то — что тогда?

— Ты поучи меня ещё, как дела вести, я тут две недели уже партизанствую, — грубо обломал меня старший, — иди вон вперёд без разговоров. Иваныч, а ты отлей горючки из бочки, тоже с нами пойдёшь.

И для убедительности он сопроводил свои слова взмахом маузера, чуть по носу мне не попал. Не понравилось мне всё это до чрезычайности, но качать права я счёл неправильным и поплёлся туда, куда он показал. Шли мы долго, причём я несколько раз сбивался с пути, тогда меня поправляли сзади… вышли прямо на БТР. Никого ни в нём, ни поблизости не оказалось.

— Залезай и проверяй исправность, — буркнул Никифорыч, — и покажи Иванычу, куда бензин заливать.

Обратно в партизанский штаб мы прибыли уже на колёсах… точнее на двух колёсах и двух гусеницах.

— О, какая у нас теперь техника есть, — начал хвалиться старший, выпрыгнув из кузова, — сама ездит.

Я сидел, всеми забытый, на водительском месте, пока к Никифорычу не подбежал какой-то паренёк и прошептал ему что-то на ухо. Тот сразу посерьёзнел, повернулся ко мне и скомандовал вылезать и следовать за ним. Зашли в уже знакомую землянку, Толик так и просидел всё это время здесь на скамейке.

— Значит так, бойцы, — начал свою речь старший, — с Большой землёй мы связались, ответ пришёл очень быстро — все ваши сведения подтверждает штаб армии. Завтра утром мы ожидаем самолёт с оружием и продовольствием, вы полетите на нём обратно. Всё ясно?

— Так точно, — хором отвечали мы с Толиком, а я ещё решил добавить от себя, — может нам хоть сейчас кто-нибудь объяснит, что в мире-то происходит? А то мы на эти две недели совсем из реальности выпали, ничего не понимаем. Хоть газеты какие-нибудь дайте почитать…

— Газеты, говоришь? — хмыкнул Никифорыч, — дадим и газеты, только они у нас старые. Да вы спрашивайте лучше, я на словах всё могу рассказать.

И мы начали спрашивать, а он начал рассказывать… картина мира представилась нам с Толиком примерно в таком вот виде… наши переговоры, как со странами Западного альянса, так и с Гитлером закончились ничем, не договорились ни по одному пункту. Чего нельзя сказать про польско-немецкие контакты, там у поляков неожиданно возобладал здравый смысл, тем более, что Англия совсем не спешила дать им хоть какие-то гарантии. И Рыдз-Смиглы, верховный главнокомандующий Польши на текущий момент, взял и подмахнул новое соглашение, назвали его неофициально «пакт Бека-Риббентропа» по имени министра иностранных дел. А по этому пакту Польша согласилась с передачей немцам Данцига-Гданьска, раз, с экстерриториальной дорогой между Померанией и Восточной Пруссией, два, и не стало возражать против регулирования территориальных вопросов Германии с Литвой. Ответно германское руководство обещало не возражать против территориальных претензий Польши к СССР, а также изыскать возможности всемерной военно-технической помощи полякам. О непосредственном участии в предстоящей войне Германии речи не шло.

— А что же англичане с французами? — задал логичный вопрос Толик.

— А что англичане… обрадовались, что в стороне остались, и тоже пообещали помощь Польше, но не в открытую, конечно. На словах они, конечно, всемерно осудили польскую агрессию. Военной техники, впрочем, в отличие от Гитлера, они полякам не поставляли, пока не поставляли. А Гитлер много техники им передал, и самолётов, и танков, и вот этих самых Ганомагов, на котором вы приехали.

— И как же протекали военные действия? — спросил я, — почему наши до Смоленска отступили?

— Внезапность нападения, — ответил Никифорыч, — много наших самолётов прямо на аэродромах разбомбили. И потом — у поляков очень хитрая тактика оказалась, танковые клещи мы их назвали. Получили два больших котла, один под Полоцком, другой под Слуцком. А Минск в первые же дни заняли.

— А на Украине что? — продолжил пытать его я.

— Там получше ситуация, до Киева они по крайней мере не дошли, взяли только Житомир с Винницей.

— И что дальше ожидается?

— Ну ты загнул вопросик, парень, — хмыкнул Никифорыч, — я что, Генеральный штаб, чтобы ответы на такие вопросы знать.

Но тут же, впрочем, он вывалил свои ответы.

— Наши подтягивают силы к Смоленску и Киеву, по всему ожидается большое наступление в ближайшее время.

— А партизанские отряды тогда зачем организовывать? — спросил уже Толик, — если скоро наши в наступление перейдут.

— А вот это уже не вашего ума дела, — сурово отбрил нас Никифорыч, — сказали надо, значит надо.

— Всё ясно, товарищ командир, — ответил я, — вот только у нас ещё одна маленькая просьба имеется…

— Какая?

— Один боец из нашего подразделения остался в Марьино, надо бы его вызволить оттуда.

— Это Варвара что ли? — огорошил нас командир.

— Точно, Варей её зовут, — растерянно отвечал я.

— Так её давно оттуда вывезли и переправили на Большую землю, в Смоленске её ищите.

— А Михась?

— С этим предателем мы рассчитались по законам военного времени. Можете о нём не беспокоиться. Идите отдыхайте, вас разбудят, когда надо будет.

Командир не обманул, разбудили нас, когда борт с той стороны фронта прибыл. Нас растолкал молоденький паренёк с рябым лицом.

— Что, уже пора? — спросил его Толик.

— Уже прилетели и разгрузились, только вас ждут, — угрюмо ответил паренёк, странно перекосив лицо.

Контуженный что ли, подумал я, но вслух ничего не сказал, а быстренько натянул штаны и сапоги, и мы втроём отправились по извилистой лесной тропинке куда-то на север. Через пару сотен метров кусты с деревьями расступились, и нашему взору открылась большая и почти квадратная (со стороной не меньше трехсот метров) полянка, заросшая густой травой по пояс. В центре этой поляны стоял транспортник ЛИ-2… да, точно он. Моторы у него были заглушены, а люк в задней части фюзеляжа распахнут. Здесь нас встретил командир Никифорыч, отдававший какие-то распоряжения своим бойцам.

— Ну вот, ребята, за вами прилетели, залезайте и это… не поминайте лихом, — сказал он нам обоим. Вот ваше оружие, забирайте, нам чужого не надо.

— Спасибо тебе за всё, Никифорыч, — ответил ему Толик, а я добавил, — на Ганомаге сильно не газуйте, он этого не любит… тогда дольше прослужит.

Мы обнялись на прощание и по очереди залезли внутрь ЛИ-2, нас встретили два лётчика в кожаных шлемах с поднятыми лётными очками. Они оказались неразговорчивыми, кивнули в том направлении, куда нам надо было сесть, задраили люк и ушли в свою кабину.

— Ну что, брат, — весело сказал мне Толик, — скоро у своих окажемся. Надо будет выпить по этому поводу.

— Не говори гоп, пока не перепрыгнул через забор-то, — немного охладил его я, — мы ещё не долетели до своих, это раз…

— Давай уже и два озвучивай, — попросил меня Толя, — не тяни.

— А два заключается в том, что не очень понятно, как нас свои встретят, может нам там и не до выпивки сразу станет, — закончил свою мысль я.

— Ну это ты зря, — начал разубеждать меня Толик, — мы же ничего такого и не сделали, чтобы нас прессовать начали.

— Как же не сделали, — усмехнулся я, — в плен сдались ведь, да? А советский солдат должен предпочесть плену героическую смерть, так, по-моему в наших газетах пишут. Да и технику свою врагу оставили.

— Ну поживём-увидим, — философски отозвался Толик, — тем более, что ждать нам недолго осталось…

А лётчики тем временем запустили моторы и начали движение, потом самолёт развернулся и пошёл на взлёт. Шли низенько-низенько, может в паре десятков метров над верхушками деревьев, наверно это из-за опасения польских истребителей, подумал я. Через полчаса внизу промелькнула линия фронта, как я понял, две линии окопов, из обеих, причём, по нам палили из стрелкового оружия и несколько раз даже попали. А сразу вслед за этим мы и на посадку пошли, на такую же травяную площадку, с которой мы взлетали, аэродромом эту штуку язык не поворачивался назвать.